вес бессонной ночи и холодный поцелуй демоницы из могильника. Манкур запульсировал, как в ответ на этот смех. А может быть, стал его продолжением? Белокун наконец-то решил поинтересоваться, как у него дела?

По мыслям он не заметил, как вышел в дом Геры Серова. Как оживший кошмар, Дерево Боли тянуло к пасмурному небу покрытые шипами ветви.

Талавир вспомнил о разодранном шипе палец и неожиданно почувствовал, что ему как никогда хочется зайти в тот дом. И в этот момент понял, что об этом желании узнал и Белокун.

Ма. Тогирек Девы

Мая бежала, не разбирая дороги. Этот Талавир точно другой. Из-за глупого Геру она может потерять все, что так долго пыталась сберечь.

Версия о буре не произвела на Нового Полномочного особого впечатления.

Он будет искать истинную причину смерти Рябова. И наконец узнает, что Ма соврала.

Талавир и Рябов, вопреки внешнему сходству, сильно отличались. Рябов постоянно находился в плену мыслей, бродил Ак-Шеих, подолгу стоял у дома Геры, почти ни с кем не разговаривал. Если и узнал в ней экима — члена касты врачей, то ей об этом не сказал. И Ма поверила, что смогла избавиться от следов прошлого. Так что никто в Деште больше не догадается, что она когда-то служила Старшим Братьям.

«Самоуверенная дура, — сердилась Ма. — Еще эти прикосновения, взгляды. Он — твой враг. У него в лбу паразит для связи с Белокуном. Ему нельзя доверять».

Где-то глубоко внутри, там, где еще стоял образ Талавира, низверглась надежда: а может, он другой? А Белокун давно о ней забыл? Все-таки прошло тринадцать лет? Ма удалось выбросить из памяти

почти все, но эти карты из кармана Талавира словно проговорили к давно похороненному. Она уже видела эти рисунки, хотя и не могла вспомнить, когда и при каких обстоятельствах. Она не лгала: Дешт украл большинство ее воспоминаний. Оставил самое важное — годы материнства, долг перед сыном. Эта мысль потянула за собой другую: Талавир ей нужен, она не может просто так от него укрыться.

«Нужен, потому что ты хочешь помочь Бекиру или потому, что тебе понравился новый Полномочный?» — ужалила мысль. Она заставила себя выкинуть ее из головы. Сейчас это не важно. Сначала нужно убедиться, что ее сын цел. Саша

Бедный сказал, что Бекир у Тети Вальки. Оставалось надеяться, что он не соврал.

Ма отодвинула занавес к юрте официальной ведьмы Ак-Шеих и принялась трясти одежду так, словно пришла из глубокого Дешту. Первое, чему ее научили в Ак-Шеих, — чистить одежду на пороге юрты. Это был бесполезный ритуал, суер проникал повсюду, но она привыкла.

В юрте пахло сухими травами. Зелье свисало с каждой балки и перекладины, устилало пол. Больше всего пахнул полынь. Официальная ведьма Ак-Шеих Тетя Валька считала, что он отгоняет духов.

Вперемешку с травами висели засоленные остатки почварь из Дешту: ноги кесераток, глаза артроплевр, крылья кхарталов и даже жила ракоскорпа. Из мутных банок на Ма смотрели скользкие серые препараты.

Больше, чем ведьмских ингредиентов, в юрте Тети Вальки было разве что кухонной утвари. Разнообразная посуда, ложки на длинных ручках, погнутые сковороды и проржавевшие кастрюли свисали в местах, свободных от трав. К Вспышкам

Тетя Валька работала в школьной столовой. Все в поселке знали, что ведьма имеет слабость к оплате поварской утварью.

На почетном месте в юрте стояла статуя богини Девы. Тетя Валька, как и большинство женщин в Ак-Шеих, верила в богиню-прародительницу Киммерику. Но потом богиня покинула эту землю. Ее отсутствием воспользовался Поединок и привел своих поспешников — Старших Братьев. Женщины надеялись, что когда-нибудь Дева вернется и спасет своего любимого ребенка. Главное — найти Золотую Колыбель, в которую богиня впервые положила новорожденную землю.

Ма подождала, пока глаза привыкнут к полумраку, и перевела взгляд на стул в центре юрты. Мысли о Талавире отступили, а сердце мучительно сжалось, когда она увидела окровавленную штанину и тучную женщину, возившись у ее сына.

Тетя Валька была огромной и напоминала тесто, рисковавшее вот-вот убежать из кадки. Она носила широкую разноцветную хламиду, и Ма каждый раз, как ее видела, удивлялась, сколько ткани пошло на этот наряд. Волосы ведьмы были кудрявыми и жесткими, как морская губка. Она стягивала его в косы и короной заплетала вокруг головы. Но самым ярким признаком тети Вальки был второй рот, выросший на шее. Говорила она преимущественно изо рта на лице.

Нижний раскрывался во время магических ритуалов и особых возможностей. Именно сейчас темно-красный язык показался между тонких губ рта, едва просматривавшегося в складках заплывшей жиром шеи. Мать чуть не скривилась от отвращения: сколько бы перемен она не увидела за эти годы в Деште, это движение языка Вальки всегда сбивало с толку. Словно ведьме разрезали горло и из него уже начали вываливаться внутренности.

— Якши, на нем все заживает, как на копню. — Тетя Валька кивнула Ма и протянула Бекиру пиалу с отваром травянистого солонца. Он лучше восстанавливал жидкость в организме. — Но поблагодари ее. Приложила жвачку из уха.

Жаль, что жертва. Была бы хорошая ведьма. — Тетя Валька улыбнулась девочке, которая сидела в глубине юрты и играла со странной ящерицей.

Мать едва на нее посмотрела. Ее распирало от возмущения.

— Это царапина, Ма. Ничего ужасного. — Бекир старался не смотреть в глаза матери.

— Ничего страшного? А если бы тебя встретил не Бедный, а кто-нибудь чужой и забрал, как ценное мясо? Ты должен понимать — каждый поступок влечет за собой последствия.

За все приходится платить. — перед глазами Ма промелькнула неприятная встреча с акинджием. И это он еще не пришел за настоящей благодарностью. — Если не тебе, то

другим! Руки Ма дрожали. Она не хотела этого говорить, но едва могла себя контролировать.

— Так, может, лучше меня встретил бы кто-нибудь чужой, чтобы тебе не пришлось платить!

— Ты ведешь себя, как ребенок.

— А ты… — Бекир вскочил со стула. — Если бы был жив отец, ты бы не позволяла Саше Бедному… — В глазах парня блеснули слезы, и он выскочил из юрты. Девочка встала и пошла